Главная » Статьи » Литературная страница

Минин Иван "Сто верст до города"/ Стр.2
Степанко бросил Сырчику клок свежего клевера. Кто-то не очень больно ткнул парнишке в спину кнутовищем, зафыркал. Оглянулся Степанко, а тут Колька Чугайнов зубы скалит. Степанко поздоровался с другом за руку. 
   С Колькой они целый год учились в одной школе. Вместе жили в интернате. Колька был тогда низкорослый, толстый, щеки огнем пылали. Он любил поозорничать, иногда куражился перед учителями, в общем, был видный ученик. За последние годы сильно вытянулся, подрос и наполовину стал тоньше. 
   - Куда едете? Тоже в Гайны? - спросил Колька. 
   - Нет, в Кудымкар. 
   - Это хорошо. Хоть город увидишь. Как ты думаешь, хлебушка на дорогу дадут? 
   - Кто их знает. Председатель сказал: обещали-де. Хорошо бы... 
   Сели два друга на телегу, поговорили о том о сем, своих школьных дружков вспомнили. Оказывается, некоторые успели стать героями. Пашка Пешоркин - подумать только! - тихий и тщедушный был, а выкинул штуку: без согласия родителей на фронт удул - это после того, как не взяли добровольцем. Анька Закина, оказывается, окончила школу ФЗО и сейчас где-то на заводе чудеса творит: ее портрет напечатан в областной газете. Дела! 
   - А меня недавно в райком вызывали. В райком комсомола, - сообщил Колька. 
   - Чего так? 
   - Поговорили насчет того, мол, пора о комсомоле думать. Тебя не вызывали? 
   - Нет, не вызывали, - сказал Степанко. - Девушка из райкома сама у нас была. Тоже со мной беседовала: дескать, пора в комсомол. 
   Митюбаран заходил в контору и, выйдя, весело крикнул Степану: 
   - Дуй на склад! Горох грузить приказали. 
   На складе поленницами лежали наполненные горохом мешки. Степанко так и ахнул: богатства-то, богатства сколь! Весовщик показал на штабель, велел класть мешки на весы. Митюбаран медвежьей хваткой взвалил на плечи тяжелый мешок, потащил кряхтя. Степанко тоже осторожно взялся было за мешок, но не смог его и с места сдвинуть. 
   - Маловато, брат, каши ел, - попытался пошутить кладовщик. - В мешке-то семьдесят пять кило. Стандарт. 
   - Если бы кашу, - огрызнулся Степанко. 
   Митюбаран уложил на свою телегу четыре мешка - три центнера. Степанко вместе с кладовщиком положил тоже четыре и сразу накрыл их брезентом, крепко-накрепко перевязал веревкой. 
   - Вам как, одну накладную выписать? - спросил весовщик. 
   - Выпиши, пожалуй, отдельно, - сказал Митюбаран. - В дороге всякое случается. 
   Весовщик спорить не стал, выдал каждому по накладной, и подводы выехали на улицу. И только успел Степанко приблизиться к гомонящей толпе ямщиков, как среди них заметил очень уж знакомую фигуру. Спиной к нему стоял белобрысый паренек, худой и лохматый, одетый в темную пестрядинную рубашку и в некрашеные холщовые штанишки. Чтобы штанишки ненароком не сползли и не опозорили на людях хозяина, он предусмотрительно наладил крепкую лямку из сыромятного ремня и накинул через плечо. Такую лямку, наверное, на всем свете носил только один человек - это, конечно, Сашок. 
   Степанко щелкнул брата в темя. Тот сразу затараторил: 
   - Во, ножик забыл. А без ножика разве можно? Я сразу смекнул: никак нельзя. И вот прыг-прыг-прыг - и здесь. Я шибко бежал... 
   Сашок был несказанно рад, что застал брата, говорил громко. 
   Не из-за ножика прыгал сюда лукавый Сашок. Не успел встретиться с братом, спросил тихо: 
   - Степанко, а хлебушка выдали уже? Много? 
   Степанко улыбнулся: 
   - Нет, Сашок, не выдали пока. Вот выдадут, тогда... 
   Хлеб сначала выдавали кокоринским ямщикам, целым обозом отправлявшимся в далекие Гайны. Степанко и Сашок стояли у ларька, наблюдали, сколько кому дают. Подходяще! Вот тот бородатый старик уже держит в руках полторы буханки черного хлеба, столько же дали Кольке Чугайнову. Подходяще! Старичок получая хлеб, широко и важно осенил лоб, прошептал, точно молитву: "Хлеб ты наш, батюшка..." А Колька Чугайнов сразу уселся на завалинку, отломил от неполной буханки большой кусок и начал молоть. 
   Настала очередь получать Степанку. Хорошо! И ему отвесили полторы буханки. Парнишка первым делом побежал к своей телеге. Здесь он долго - и так и сяк - вертел буханку в руках, не раз понюхал. Хлеб был мягкий, только из пекарни, еще не успел до конца остыть. И запах был такой приятный, одурманивающий - голова закружилась. Сашко, не отрываясь и не мигая, смотрел на братишкины руки, державшие хлеб, от нетерпения переминался с ноги на ногу, глотал слюну. 
   - Во, Сашок, хлеб! - широко улыбаясь, сказал Степанко. - Давай ножик. 
   Сашко протянул ножик. 
   - Хлеб! - сказал он. Не утерпел - ткнул пальчиком в буханку. 
   Степанко отрезал ему большой ломоть, отрезал и себе. Затем достал из-под полога мешочек с солью, круто насолил свой кусок, начал осторожно кусать одними губами. А Сашок действовал совсем иначе. Он напихал в рот сколько влезло и - раз-раз! - проглотил все сразу. 
   Степанко сначала хотел свою буханку спрятать под полог, но потом подумал хорошенько, прикинул так и сяк и решительно затолкал в Сашкину сумку всю нетронутую буханку. Оставшийся кусочек положил себе в карман. 
   - Вот, тащи домой, - сказал он брату. - Да смотри не трогай в пути, отдай все матери. Она и разделит. А если тронешь, то берегись. Когда вернусь, всю шкуру спущу. Понял? 
   - Как это можно - трогать? - удивился Сашок. - Ты давай, Степанко, завяжи сумку своими руками, чтобы я и во сне развязать не смог. 
   Сашко был рад-радешенек. 
   Хлеб! 
   КАК КОНЧАЕТСЯ ДЕТСТВО 
   Нынче зимой Степанко два месяца потрудился в тайге. Тяжелая там работа. Но выдюжил парнишка, справился с заданием. На своем Сырчике выволок по лесовозной делянке немало лесин. И сейчас, когда они с Митюбараном вышли на многоводную таежную Косу да увидели, что по ней беспрерывным потоком идет молевая древесина, Степанко первым делом подумал: "Тут где-то и мои бревна плывут..." 
   - Плывет! Хороший лес плывет, - глядя на воду, задумчиво сказал он. 
   - Да, ничего лесок. Построить бы себе домишко вон из тех бревен тысячу лет простоит, - согласился Митюбаран. 
   На крутом берегу они распрягли лошадей. Митюбаран сразу же натаскал откуда-то сухие палки, вывороченные половодьем пни-раскоряки и запалил большой костер. Степанко сбегал к реке, зачерпнул в котелок воды, поставил на огонь вскипятить. 
   - Сейчас мы, Степанко, так налопаемся, - болтал неутомимый Митюбаран, - что больше три дня не захочешь есть. Вот погоди... 
   Рядом плескалась река, и в ней в тихих заводях, надо полагать, водилось немало всякой рыбы. Почему-то думалось, что Митюбаран, этот бывалый и дошлый человек, достанет из-под брезента какую-нибудь хитроумную снасть, запросто наловит лещей и щук и сварганит небывалую уху. Но Митюбаран никакие снасти доставать не собирался. 
   - Дела-а! Повезло нам, - сказал он. - У тебя кумпол-то не с дырками? Тогда слушай. В прошлом годе с Кона Олешем в Гайны съездили. Дело, брат, было тоже в горах. Смекаешь? Лесозаготовителям везли его. Ну и вот, значит, так. Есть до смерти хочется, а какую такую баранину? Тогда я и говорю: "Олеш, давай-ка сварим горошницу". - "Так ведь горох-то того... убавится", - отвечает мне Олеш. Человек он, сам знаешь, маленько тронутый, голова у него вовсе без всякой выдумки. Ну, да ладно. Я, Степанко, возьми да и открой ему один секрет. 
   - Высыпал горох и в мешок добавил песку? 
   - Эка ты! Тоже - песку! Воды налил! Бухнул сколь надо, и дело с концом. Горох любит воду, набухает. Сколь ни лей, все сожрет. И никакого изъяну. Вот сейчас... 
   Едал Степанко когда-то горошницу, едал. И говорить нечего - вкусна штуковина. Известно ему и то, что горох уважает влагу, набухает. И если взять из мешка с котелок, то вряд ли кто заметит. Наверняка никто не заметит. Догадливый Митюбаран сообразил. 
   Слюнки потекли у Степана, перед глазами круги пошли. И видения разные начались. Всплыла из воздуха плутовая рожица брата: "Везет тебе, Степанко, беда как везет! Почему меня с собой не взял? Вот бы налопались горошницы!" - "Но ведь горох казенный..." - замялся Степанко. "Чепуха! Чепуха! Нынче все мы казенные!" 
   Это верно, все мы казенные нынче. И горох, и лошадь. И даже сам себе не свой... Так как же? 
   - Сегодня для хорошего почину сварим горох с моего воза. На всякое дело рука у меня легкая. А завтра... коли захочется... сварим с твоего воза. Горошница получится дай боже, - говорил Митюбаран. 
   - В прошлом году, говоришь, все гладко было? 
   - Шито-крыто. 
   - Так-то неплохо бы, - задумчиво сказал Степанко. 
   Опять Сашкина рожа выплыла, улыбнулась ободряюще: "Везет тебе, Степанко! И не трусь. Помнишь, как в прошлом году на бабкином огороде паслись? Брюкву слямзили, огурцов перепробовали. Думаешь, догадалась бабка Анисья? Черта с два! Ничего она не заметила. Сойдет и сейчас. Подумаешь, с полкотелка гороху взяли. Капля в море. Даже меньше капли". 
   Но вот в тумане какая-то новая фигура неожиданно замаячила. Все ближе, ближе к Степанку подходит. Мужичок вроде. Кто такой? Худой он, бледный, впалые щеки обросли щетиной. Господи, да это же Кадуля Терень! "Сгинь, сгинь, нечистый дух! Тьфу!" - прошептал Степанко. 
   Вот лешачье наваждение! Откуда взялся? Кадулю Тереня, квелого мужичка, придавленного всякими болезнями, нынче судили в Лобане. Украл семенной пшеницы на севе, и увели его милиционеры куда-то, говорят, дали немалый срок. И вот, пожалуйста, из тумана маячит. Можно подумать, убежал из тюрьмы. 
   На лбу испарина выступила, ноги подкосились. Чтобы избавиться от наваждения, Степанко быстро провел ладонью по лицу, глаза продрал. Нет никого в тумане - ни брата, ни Тереня. Один Митюбаран возится у телеги, какую-то песенку мурлычет. 
   - Сейчас мы соорудим. Хо! 
   - Не надо, Митя! Не надо горошницы. 
   - Ты сыт? 
   - Сыт я, Митя. Не хочу есть. 
   ССОРА 
   Не соврал Степанко, правду сказал. Есть и в самом деле расхотелось. С перепугу, наверное. Спасибо Кадуле Тереню, образумил, не дал сгинуть. И легко стало, будто стопудовую глыбу с плеч сбросил. "Казенный горох - это не брюква из чужого огорода. Понимать надо, дурак!" - пристыдил себя паренек. 
   Нехорошими словами обругал он себя за минутную слабость, червяком обозвал, скотиной. И когда окончательно избавился от наваждения, твердо решил: что бы там ни случилось, а казенный горох трогать не будет. 
   Ни в коем случае. Ну его! 
   - Струсил? Вроде не из того десятка? - усмехнулся Митюбаран. 
   - Не струсил я, Митя. Просто есть не хочу. И еще... сцапают... 
   - Черт нас поймает! Не впервой. 
   Степанко еле стоял на ногах. А Митюбаран уже курочил воз, поднимал мешок. Он поставил его на попа, точно подушку. Он был сильный, этот человек. И ловкий. Не прошло и секунды, как мешок был развязан и перед Степанкиными глазами матово блеснули в темноте крупные белые горошины. Митюбаран зачерпнул из мешка полный котелок. И он, конечно, сварил бы. И вылил бы в мешок сколько надо воды. Но Степанко вдруг дернул его за рукав, показал в сторону леса. 
   - Идет кто-то. Сплавщик, поди, - сказал тихо. 
   - Где? Кто? 
   - Вон, за кустами. 
   Митюбаран быстро высыпал горох обратно, завязал мешок, свалил его и проворно накрыл брезентом. Спрыгнув с телеги, прислушался. Вокруг тихо. Только лошади звучно мурскают сочную травку да где-то не совсем в урочный час тревожно прокрякала утка. 
   - Где ты увидел сплавщика? Померещилось? 
   - Мне, Митя, отец вспомнился. Он ведь на войне, солдат. Что, если нальют отцу горошницу, а она, горошница-то, из гнили? Что он обо мне подумает? 

<< >>

Категория: Литературная страница | Добавил: Библиотека (14.10.2015) | Автор: Библиотека
Просмотров: 526 | Теги: страница 2, коми-пермяцкая литература, Сто верст до города, Повесть, Иван Минин | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи.
[ Регистрация | Вход ]