КОМИ-ПЕРМЯЦКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА им. М.П. Лихачёва

В Начало

Предыдущие страницы

5 октября 1971 г.

Почему не нужно изменять России? Да, не СССР, а России. Почему мы, ровесники т.н. Октября, взрощенные только на картошке и на мякине, все-таки шли за СССР? Уже в 1941–42 гг. был на это ответ. Мы, ровесники т.н. Октября, не могли предать то, что подразумевалось под СССР. Но в нашем сознании было и другое, более существенное и дорогое. Был Александр Невский, был Д. Донской, был И. Грозный, был Пётр, были Суворов, Екатерина II, был Кутузов и Барклай-де Толли, были Румянцев и Скобелев, были Нахимов и Корнилов. Был, наконец, и Иван Сусанин. Была Россия. Была наша матушка Россия! Уже только поэтому мы не могли предать СССР. Они, наши великие предки, сказали нам тогда: не предавайте Россию!

Мне кажется, что это был главный мотив того подвига, который еще раз совершил в своей истории наш родной великий русский народ. Допускаю еще одну причину – безразличие и слепое повиновение русского человека властям предержащим. Уж больно простой по своему содержанию наш русский Иван. Заставь его, он своего родного отца расстреляет. Только это не было решающим в судьбе Великой Отечественной войны. Решающим была Россия, решающим был глас наших предков, поднявших нас на подвиг, наша русская национальная гордость!

Много и долго еще будут (писать) свои мемуары генералы и маршалы, афишируя свое полководческое искусство в этой войне. И еще много найдется простаков, которые их будут слушать. Но суд истории будет суров! Нет, друзья, победили не вы, победил русский и весь советский народ, отдавший за эту победу 20 миллионов жизней. Подвиг, которому нет равного в истории, жертва, которой тоже нет равной в истории.

Где только он берет столько силы этот ни с чем и ни с кем несравнимый русский народ?

4 ноября 1971 г.

Божий старичок

Ежедневно утром минут за 10–15 до того, как в наш барак врывались лагерные придурки и звучала их грозная команда на подъем, скрепленная пинками и самой похабной в мире бранью, нас успевал навестить какой-то старичок, тоже заключенный, сильно покарябанный временем и нелегкой лагерной судьбой.

– Доброе утро, братцы! – приятным и всегда ровным голосом будил он нас, а говорил он совсем тихо, голос его был не очень громким, но все 200 человек, набитых в бараках, всегда слышали его.

Потом, когда все вставали, этот старичок, словно читая молитву, сообщал нам, какой сегодня на белом свете день, и какое число. И, если случалось быть празднику, то поздравлял нас с этим праздником. Причем, он не делал никакого различия между старыми, церковными, и новыми, советскими, праздниками. Если это была Октябрьская, он поздравлял нас с Октябрьской и рождением новой социалистической эры на Земле, если это было Рождество – он так же искренне поздравлял нас с Рождеством и рождением тоже новой эры, только теперь уже не социалистической, а христианской. Иногда он и утешал нас.

– Не ропщите, братья: все, что ни делается на белом свете – все делается к лучшему. Или: Не сетуйте на бога, братцы. Не сетуйте на людей, не сетуйте на тяжкую судьбу свою: все эти долгие годы заключения покажутся вам впоследствии только за один день. Может быть, он говорил нам правду? Уходя, он неизменно желал нам доброго здоровья и большого счастья в нашей грядущей судьбе.

Все   мы тогда были далеки от бога. И даже в те тяжелые времена наш ум, хоть и порядком сметенный, искал реальные причины наших невзгод и находил их не на небе, а на матушке-земле.

Но как дорого для нас было это доброе стариковское слово, сказанное им в такое трудное для нас время! Тем более что мы добрых слов тогда ни от кого не слыхали.

14 января 1973 г.

Лопатин Володя

Этот долговязый юноша из Кургана до армии и лагеря был студентом, учился в Перми, по К. Маркса, 25. Потом после окончания пединститута был взят в армию. Из армии попал в ИТЛ сроком на 7 лет. Дома у него осталась только мать, учительница музыки. Она, видимо, не подготовила его к жизни. Оказавшись в лагере, он раскис больше всех. Опустился окончательно, даже не умывался. Симулировал травмы и болезни. «Неужели я никогда больше не наемся досыта?» – его любимая фраза. Потом он так озверел, что стал кидаться на людей.  «Однополчане» (их было много), попавшие вместе с ним в лагерь, поддерживали его морально и материально, но едва ли он остался жив. На мое письмо (в Курган) он не ответил. Не ответила и его мать, Лопатина Елена.

Харин

Потомственный кубанский казак, возможно, хлебороб, возможно, в прошлом неплохой вояка, отец семейства и уже старик. Он сидел на скамеечке около свинарника. Справа и слева от него, а также и у ног его, были расставлены в стеклянных и жестяных банках всевозможные явства. Нет, то были не всевозможные фрукты, чем так славится его родина, не балыки и не окорока, и даже не хлеб кубанский. Нет! То были объедки свинячьей пищи, собранные им в свинарнике из корыт, изгаженные остатки разной шелухи, отрубей, мякины, гнилой картошки.

Он пожирал все это с неимоверным проворством, нимало не беспокоясь о последствиях: вонючие потоки грязной жижи текли у него по нижней части лица, по нагруднику арестантской рубашки, по замызганной телогрейке и ниже, в расстегнутую ширинку замызганых ватных брюк.

– И ты все это съешь, Харин? – спросил я его.

Ему некогда было ответить на вопрос.

– Но ты же лопнешь от этого?

– Во мне ничего не задерживается, – захлебываясь сообщил он. – Все идет напроходную. Что съем, то и … И, прихватив штаны, направился за угол…  Да, в нем уже ничего не задерживалось, он был уже дистрофиком последней стадии.

Недели через две он умер.

Ерёмин

Бывший моряк, старшина какой-то статьи, он теперь был заключенный по статье 58-й.

Трудолюбивый и дисциплинированный, он на совесть честным трудом «искупал» свою вину – валил лучковой пилой лес. Но работёнка эта скоро вымотала его, от бравого моряка остался только скелет, спрятанный в кожаный мешок. Но он продолжал работать до последнего. Помнится его конец. На склоне оврага стояла лохматая елочка диаметром в нижнем отрубе см на 16. Ее нужно было свалить. Еремин, вооруженный лучком, топором, клином и лопатой дополз по снегу до нее, очистил от снега и, сделав подруб, стал лучком подпиливать ее. Подпиливал долго… Решил, что пора ее толкать. Но сколько ни толкал – елочка не падала. Богатая крона помогала ей сохранить устойчивость. Тогда он снова начал пилить.  Еще раз попробовал толкать – не падает. Тут он обозлился и навалился на нен изо всех  сил: грудью, плечом, головой. Елочка дрогнула, ствол ее соскочил с пенька, и она пошла на Ерёмина. Для нормального, неистощенного человека ничего бы не стоило оттолкнуть эту тонкомерину в сторону или выскользнуть из-под нее. Но это для нормального. Ерёмина же она одолела, свалила с ног и вдавила в снег. Мы вытащили его, но лес он больше не валил – его увезли, по-моему, на кладбище. Точно не знаю, при нас он был еще живой.

Васильченко – «ручка»

Он был горд, этот пехотный лейтенант. Но 58-я не миновала и его, лагерный деспотизм и произвол он переносил тяжко. Может, в его крови была капля от запорожской вольницы. Не потому ли он, когда его какое-то крупное лагерное начальство чем-то словесно оскорбило, положил левую руку на бревно, сам отрубил ее правой и демонстративно швырнул ее в реку (дело было на проплаве). Это сделать мог не всякий!

После он был дневальным в бараке, его звали «ручкой», но он никогда не обижался на это. Наоборот, он всегда гордился этим. Заключенные тоже гордились им.

«Латыш-полковник»

Он был высок, строен, молчалив, суров и груб. Лагерные евреи – начальники поставили его бригадиром над двадцатью доходягами, которые рыли канавы в болоте в целях мелиорации. Это был выбракованный контингент, который в тайгу посылать было уже бесполезно. Работали эти доходяги так себе, и кормили их тоже так себе. Просто они числились лагерными единицами, и их некуда было девать. А умирали они не все сразу, и их надо было чем-то занять, пока они еще двигались и откликались на поверке.

Помнится, что этот бравый представитель славных латышских стрелков, сам осужденный по 58-й на семь лет, уже седой, уже наполовину превратившийся в труп и полусумасшедший, все еще пытался держать подчиненных ему «болотных солдат» в ежовых рукавицах воинской дисциплины.

После краткого перекура он командовал так:

– Эй, вы, в борозду, бога…! В борозду!

Он считал людей за непослушных кляч! Я не знаю, как он кончил, но для него лагерь был просто необходим. Или железная клетка в зоопарке.

Старик у дверей камеры

Это я видел в Читинской тюрьме. Нас, вояк, водворили в этот замок временно по пути на Дальний Восток. Камера нето 32, нето 42, была переполнена, в ней было человек 70–80 нашего брата. Из всей нашей «монгольской» партии я попал в нее один (нас разъединили).

Войдя в камеру, я громко всех поприветствовал (по-армейски). На мое приветствие откликнулось человек пять-шесть. Среди них был один молодой еврейчик, который сразу же подошел ко мне и стал расспрашивать меня обо всем на свете, но больше всего о том, как идут дела на фронте (к заключенным никакой информации с воли не поступало). Я смело, еще не определившись на место, тут же у дверей, стал отвечать на многочисленные вопросы узников. В этот момент от параши раздался отчаянный крик:

– Уходите, уходите от меня все! Я вас не видел, я вас не слышал, я вам не товарищ! Уходите, уходите, уходите!

Я обернулся. У самой параши, что стояла около дверей, на полу сидел тщедушный старикашка лет шестидесяти. Он был изможден, в глазах его была мольба, страх, отчаяние.

– Не обращайте на него внимания, – сказал еврейчик. Это сумасшедший, он около года сидит здесь следственным, и ему все кажется, что кто-то доносит на него, кто-то «стучит» на него. Вот он и сидит один, у параши, поближе к дверям, и кричит, чтоб слышала охрана тюрьмы. Чтоб те знали, что он ни с кем не говорит. В общем, сошел с ума.

Так оно и было на самом деле.

«Сурочен»

Это было на станции Борзя. В КПЗ ввалился огромный, заросший волосами человек. Лохматая шапка, домотканый бушлат, домашнего изготовления штаны, высокие без каблуков унты, собачина и трубка. Вместительную торбу он поставил в угол, уселся на нее и на наш вопрос: кто он, ответил, что он «сурочен». Не чалдон, а именно сурочен. Потом выяснилось, что он местный житель, таежник и охотник.

За что попал в нашу компанию, выяснилось вскоре, потому что он был, по-своему, простоват и словоохотлив. Стоял в очереди за хлебом, обсуждал вопросы войны, из патриотических соображений высказал опасения, что не подвел бы нас Сталин: «Он не русский, а в такой момент лучше бы главным-то поставили русского, надежней было бы». Он боялся, что тот не выдержит и сбежит. Не предаст, не обманет, а именно сбежит!

Его болтовню услыхала его сноха, с которой он был в контрах, и сообщила об этом куда следует. И вот он с нами, этот сурочен, в годы гражданской войны, по его словам, партизан. И никак не верит, что его засадили сюда надолго. Мотив: нашли время садить меня, теперь самая пора белку, куницу добывать, а они меня в каталажку. Вот узнает такой-то (работник заготпушнины), сразу позвонит кому следует, и меня выпустят, у меня договор, ни кто за меня выполнять его не будет.

В этом он был абсолютно убежден!

О его дальнейшей судьбе мы не узнали – нас отправили в Читу.

Цыган

«Я еще живу, мне дали за агитацию всего пять лет. А вот брату моему совсем худо – он водворен в колхоз пожизненно».

4 февраля 1973 г.

О социалистическом реализме и прочем. Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Салтыков-Щедрин, Достоевский, Чехов, Л. Толстой – это те титаны, на плечах которых держался и держится до сих пор авторитет и слава русской литературы не только XIX в., но и вообще. Без них она была бы ничто в сравнении с литературой других великих народов. Это истина, не требующая никаких доказательств.

Но теперь мысленно перенесемся в наш XX век, в нашу современность и зададим себе вопрос: могли ли бы эти титаны художественного слова и мысли пытливой и свободной существовать в наше время, в условиях так называемого социалистического реализма? Любой мало-мальски мыслящий человек ответит на этот вопрос отрицательно. В лучшем случае они бы покинули нашу страну, в худшем – были бы затравлены, или сидели за решеткой. Разве это не истина? Разве есть кто-нибудь подобный им в наше время? Нет и нет! Официальные «корифеи» есть, но разве не ждет их неминуемое забвение в недалеком будущем? Разве уже сейчас не приелась до тошноты их писанина читателю? И не будет. Не будет до тех пор, пока современные писатели и поэты будут подобны соловьям, поющим в клетках. Шолохов – талант, но разве он сейчас уверен в том, что судьба его творений, написанных с оглядкой на «социалистический реализм», будет счастливой? Он в этом не признается, конечно, до самой своей смерти, но он, я уверен, встревожен этим.  И это вполне обосновано, логично! На одном деде Щукаре, который удался ему по-настоящему, и которого по-настоящему полюбил читатель, далеко не уедешь.

А читатель? Разве он не понимает всего этого? Разве он не видит, например, того, что в целинную эпоху наши поэты и писатели пели на один лад, в хрущевскую –  на другой, в современную – на третий? И разве может быть счастливой судьба творений этих невольных «хамелеонов» от литературы? Разве не будет потом таких книг, которые будут написаны так же правдиво, как правдиво писали их наши великие предки? Разве не превратится тогда в хлам вся наша современная советская литература? Если я не прав, опровергните меня на страницах вашего журнала! Этим вы внесете ясность в голову миллионов людей, дорожащих честью нашей отечественной литературы! Я знаю, что вы этого никогда не сделаете. Ваш журнал и все прочие журналы нашей страны, призванные будить и поощрять передовую мысль нашего времени, – это почти правительственные бюллетени…но почему же тогда нет свободы творчества? Разве догмы «социалистического реализма» не душат творческую инициативу художников слова?  Из них ни Пушкин, ни Толстой, будьте уверены, никогда не получатся. Судьба их, по-моему, незавидна. От чистого сердца они никогда не запоют.

Караул, караул надо кричать, товарищи!

12 февраля 1973 г.

В большинстве своем народ все-таки не то, что хотелось бы видеть в нем. …Есть сила в нем порой, но сила слепая, стихийная и, как правило, ею пользуются ловкачи-политики. Примеров тому – тьма.

Демократия! Реальный факт. Только для этого сам «демос» должен быть на высоте! У нас пока этого не замечается. Мы тоже «демос», но «демос» с большими изъянами. Нас можно, например, погонять, карать, обманывать, нам можно плюнуть в глаза, и мы поверим в то, что это – божья роса.

8 июня 1973 г.

Брежнев побывал в ФРГ. Это хорошо. Пора забыть вражду двум народам, неизвестно для чего чуть не задушившим друг друга. Пора налаживать добрососедские отношения.

То же самое происходит и в отношении США. Тоже хорошо. Пока под солнцем места хватит всем. Тем более что наша система и ихняя, хорошо взаимно дополняют друг друга. Два полюса, две крайности, сближение между ними пойдет на пользу.

22 июня 1973 г.

Брежнев в США. Никак не пойму

истинную цель руководителей США и СССР.

Но истинно одно: лозунг «Догнать и перегнать Америку» с повестки дня снят. Слишком долго мы ее догоняли, и слишком далеко она за это время от нас ушла. И совершенно очевидно то положение, что при нынешних порядках в нашей отрасли ее нам никогда не догнать. Это был лозунг безответственных мечтателей-фантазеров, подобный лозунгу о построении К-а (коммунизма). В этой связи помнится трактовка этого вопроса неким Кривощековым (1932 г.): «Сейчас у нас одеколона нет, а тогда будет так, что хоть купайся в нём».

И этот человек учил нашего брата! Подрастающее, так сказать, поколение.

От идеи флирта с США едва ли что получится, если не будет скорректирована наша п-я (политическая) система.

15 октября 1973 г.

Сахаров и Солженицын. Вот же герои, в каких нуждается теперь наша Родина. Они подобны Радищеву, Герцену и Чернышевскому. И уже вписали свои имена в историю. И, я уверен, что они не одиноки. Их мужеству можно только удивляться!

18 октября 1973 г.

Передачи из Лондона, которые я прослушал в эти дни, убедили меня в том, что:

1. Моя критика существующих порядков внутри нашей страны и политика нашего государственного руководства в вопросах внешней политики оказывается вовсе не новость. Оказывается, передовые люди моей Родины этим делом занимаются уже давно и порой весьма самоотверженно, не щадя самих себя.

2. Я не сделал и сотой доли того, что мог при желании сделать.

3. Но все то, что годами терзало мою душу, будет обязательно устроено самим русским народом.

        В этом я теперь не сомневаюсь. Академик Сахаров не одинок. Все мыслящее и честное – за него. За ту политическую и идеологическую линию, которой он, видимо, беззаветно предан. Вот с него-то и будет брать пример наша молодежь, уже теперь критически относящаяся ко всякого рода "измам" извращенно марксистского толка.

        Научно-техническая революция уже рождает новое племя людей, людей будущего. Я считаю, что лет самое большее через двадцать от вышеупомянутых "измов" останутся только одни воспоминания.

11 ноября 1973 г. Вечер, 22–24 часа.

…Я до последнего вздоха останусь, конечно, демократом, противником всякой диктатуры. Но какой от этого толк, если я всю жизнь был способен только на пассивный протест! Если я не горел в борьбе за свои убеждения, если я только и делал, что ныл? Если я почти умышленно с 1948 года и до конца дней своих прятал себя в лесу, превратившись в простую рабочую скотинку?

Но кто, скажите, кто приготовил подобную участь миллионам простых людей? И какой другой народ, кроме разве, еще китайцев, может мириться с такой судьбой?

Я уверен, что лет через 20–30 наш народ обретет политическую свободу, но горе мне: я уйду из жизни раньше, так и не успев сделать для этой великой цели ничего существенного. Даже восемь лет незаслуженного лишения свободы не сделали из меня бойца за справедливость. Я все забыл, я все простил. И это – судьба целого поколения людей, одураченных демагогией о призрачном коммунизме!

На такие жертвы способен только наш русский народ, народ - мученик, народ, инертность которого, увы, налицо! Особенно – политическая. И я в этом вопросе не стал исключением.

15 апреля 1974 г.

Выборы. Только мы, русские и прочие прорусские, способны так шикарно, так глупо ставить себя под удар западной пропаганды. Полное недоверие своему народу, полная насмешка над его гражданскими чувствами, полное неуважение к нему – вот что такое наши выборы. И – козырь врагов социализма. Почему этого до сих пор не поймут те, кому это положено понять? Будь я стопроцентным коммунистом и завись это от меня, я б не допустил этого.

А и надо то всего – выдвигать хотя бы по два кандидата на одно депутатское место. И чего тут бояться? У нас же нет класса буржуазии? Почему трудовой народ не должен пользоваться демократическими правами? Ведь это же тоталитарный режим чистейшей марки!

8 декабря. Ночь.

Хотя и притупились мои мысли, хотя и погасли мои чувства, но «дух отрицанья, дух сомнения» во мне все еще живет. И трагично то, что ему нет выхода. Мелочи суетной жизни не доедают меня, я от них свободен. Меня душит та политическая атмосфера, в которой я обитаю. Конфликт с ней налицо. По своей натуре я патриот, и мне горько видеть и знать, что наш русский народ в своем духовном развитии отстает от других народов. Мне обидно за свою нацию, даже неверие в ее духовные силы вкрадывается мне в душу. Разве о такой России мечтали Герцен, Чернышевский, Добролюбов, Некрасов, Салтыков-Щедрин и многие другие передовые люди нашего отечества? Даже Ленин – и тот предполагал видеть ее другой (я абсолютно уверен в этом!).

«Мы наш, мы новый мир построим» – это неплохо, но разве такой следовало строить мир? И разве построит его кучка людей, игнорирующая мудрость всей нации?

«Диктатура пролетариата». Нет диктатуры пролетариата. Есть диктатура одной, далеко не лучшей партии. Не лучшей потому, что она не хочет прислушиваться к мнению своего народа. Она боится своего народа. Еще древние греки доказали, что истина родится в споре. Только мудрость всей нации может построить новый мир, коммунизм, если хотите. А кто теперь верит в него, в этот коммунизм? Сталин, а потом и прочие самовластные деятели, окончательно дискредитировали эту идею. А как хорошо бы было, если б наш народ построил его, этот коммунизм. Такой, каким он представлялся классикам коммунизма.

Без восстановления демократических институтов никакой Новый мир не построим. Никогда. Даже хлеба насущного – и того у нас в достатке нет. Это при наших-то территориях! Просим хлеб, как нищие, у Америки! Просим у нее кредиты! Предлагаем ей свои природные богатства!

В чем дело, товарищи коммунисты? Или это вас нисколько не беспокоит? Может, вы потому и смотрите сквозь пальцы на тот факт, что значительная часть нашего народа уже превратилась в форменное буржуа? За счет государства, за счет простого народа? За счет тружеников, которые все еще верят в вас?

А не боитесь революции, дорогие товарищи? А ведь она может быть. Что же делать?

Бороться за мир во всем мире? Это похвально и бесценно. Очень даже разумно со всех точек зрения. Но это не всё. Самое главное не в этом. Самое главное: немедленно наводить порядок в своем доме! Дать народу демократию, пусть социалистическую. Только этим можно поднять энтузиазм нашего народа. И трудовой, и политический, и какой угодно. Сделать немедленную чистку нашего государственного и хозяйственного аппарата. Даже во времена Гоголя – и то существовал на всех плутократов и мошенников ревизор. Почему его нет сейчас?

Почему нет свободы печати? Почему нет действенной критики? Почему есть только казенная критика?

…Без двух взаимно критикующих друг друга партий порядка у нас на Руси не будет. Но пусть они борются между собой за право быть вершителями судеб социалистической нации. Ущерба от этого социализму не будет. В США две партии, но капитализм от этого там не убывает.

Для любой демократии, пусть она будет капиталистической, пусть она будет социалистической, необходимо минимум две партии. Без этого никакой демократии нет. В том числе и социалистической.

Без новой конституции, гарантирующей свободу граждан социалистического общества, их право на свободу слова, наш строй превратится в самый консервативный в мире.

Правильно, обязанности граждан нашего общества следует тоже узаконить, но права народа надо гарантировать таким образом, чтоб он имел право делать то, что он считает необходимым. В целях укрепления, конечно, своего социалистического общества. Пусть он тоже несет ответственность за все те непорядки.

Слишком дорого обходятся народу ошибки нашего руководства, и он уже привык не очень-то доверять ему.  Снова восстанавливать сталинские порядки, чтоб прижать его, уже невозможно – народ нынче не тот. Да и обстановка в мире то же не та.  «Отсталых бьют», – говорил Сталин, призывая народ догнать и перегнать Америку. В этом он оказался прав. А вот на счет: догнать и перегнать Америку – тут у нас ничего не получилось и не получится, если мы не сделаем радикальных перемен в своей социалистической системе…

А кулаков? Сколько расплодилось их! Особенно на юге. А сколько паразитов живет за счет государства! Больших и малых. А хищения, а кражи? Такие хищения и кражи, которые и воровством-то не называются. А какая пассивность бюрократического аппарата!

Может, у нашего народа и впредь не хватит толка построить коммунизм?

Нет, хватит. Но только в том случае, если он будет действительным хозяином «Необъятной Родины своей». Тогда будут и мудрость в руководстве, и трудовой энтузиазм, и веселье не по принуждению. Веселье в широком смысле слова, равнозначное культуре народа.

читать далее