КОМИ-ПЕРМЯЦКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА им. М.П. Лихачёва

Пахорукова В.В.профессор, доктор филологических наук

Кöр эд гижа ме Коми йöз йылiсь,
Сьöлöм пот мунö,
Лэбзьö пöткаöн.

Так в стихотворении 1927 года под названием «Менам томся кад» (Пора моей молодости) Лихачев выразил настроение многих молодых людей, посвятивших жизнь поэзии, песне, литературе. Как будто к нам адресованы последние строки произведения:

Горöн сьыла ме,
Горöн гижа ме,
Кывзö, коми йöз,
Лыддьö, муса йöз!

Мы действительно, считаем то, что успел написать педагог и писатель Михаил Павлович Лихачев, и вслушиваемся в музыку коми речи, даже в неповторимый Лихачевский ритм прозы, особенно заметный в природоописаниях «Виль туйöт» (Новой дорогой, 1929), «Менам зон» (Мой сын, 1936).

Все творчество Михаила Лихачева следует рассматривать в контексте формирования коми-пермяцкого литературного процесса, в контексте формирования художественных традиций коми-пермяцкой литературы, формирования жанров, определения вклада в разработку норм литературного языка, в становлении переводческого дела и процесса создания учебной литературы.

Объектом всестороннего изучения должны быть не только художественные произведения для взрослых и детей: поэмы «Козинтöг» (Без приданого, 1929), «Кöр потö кор» (Когда распускаются почки, 1932), рассказы «Виль туйöт» (Новой дорогой, 1929), «Делегатка» (1928), «Озъягöдок» (Земляничка), роман «Менам зон» (Мой сын, 1936), но и очерки, преимущественно опубликованные в газетах «Гöрись» (Пахарь), «По ленинскому пути», учебники, созданные и написанные им с 1925 по 1936 годы, и воспоминания его современников.

Даже простое перечисление названий опубликованных произведений, учебников, статей, переводов дает определенное представление о подвижнической деятельности талантливого писателя, переводчика, а пристальное изучение всего творческого наследия Михаила Лихачева позволит более точно определить масштабы его личности.

В одном докладе невозможно охарактеризовать и просветительскую, и художественную, и публицистическую, и педагогическую деятельность Михаила Лихачева, поэтому объектом исследования выбран роман «Менам зон» (Мой сын, 1936).

Общей закономерностью литературного процесса довоенного и в значительной мере послевоенного времени является обращение к истории народа, к историческому роману, главная задача которого – осмысление диалектики взаимоотношений личности и истории. Исторический роман в финно-угорских литературах свидетельствует о переходе от описательности к историческому анализу. Пафос историзма определяет структуру романов удмуртов Д. Корепанова «Тяжкое иго», М. Коновалова «Гаян», коми-пермяков и коми-зырян М. Лихачева «Мой сын», В. Юхнина «Алая лента», мордвы Т. Кирдяшкина «Широкая Мокша», мари С. Чавайна «Элнет».

С именами Д. Корепанова, М. Лихачева, В. Юхнина связано рождение пермских литератур, ибо, как отмечает В. Кожинов, «возникновение романа есть возникновение не только прозы, но и литературы в собственном смысле слова». В. Юхнин, М. Лихачев, Д. Корепанов создали первые романы на основе письменного опыта, своеобразие их литературы определяется своеобразием литературного процесса. Первый удмуртский роман опубликован («Тяжкое иго» Д. Корепанова) в 1929 г., коми-пермяцкий роман («Мой сын» М. Лихачева) – в 1936 г., коми роман «Алая лента» В. Юхнина) – 1939 г. Все три романиста проделали свой путь к крупному эпическому жанру. Еще до революции Д. Корепанов задумал создать историческую трилогию об удмуртских батырах, однако в ней писателю не удалось исторически правдиво отразить сложные межнациональные отношения. В романе «Тяжкое иго», обратившись к периоду христианизации удмуртов, автор убедительно показывает картины жестокой эксплуатации крестьян, процесс пробуждения самосознания отдельных представителей, формирование интернациональных чувств народов Поволжья.

И хотя непосредственным толчком к написанию первых романов послужили разные явления, они однородны по типу конфликта, интерпретации действительности. М. Лихачев, В. Юхнин изображают дореволюционную деревню глазами очевидца, т.к. сами являются выходцами из той среды. Об этом автор первого коми романа прямо говорит: «Это произведение родилось от суммы впечатлений, вынесенных мною из среды, в которой я родился и вырос».

Главное внимание писатели уделяют анализу действительности. В основе романов острый социальный конфликт между трудовым крестьянством и его угнетателями: изображен процесс роста, становление характера человека, рост недовольства беднейшего крестьянства против беззакония власть имущих.
Жанровые признаки романа складывались под влиянием произведений русских писателей, в частности, романа М. Горького «Мать». Ведь именно опыт русских писателей, творческая учеба у крупных художников слова, таких, как М. Горький, М. Шолохов, А. Фадеев, способствовали выработке наблюдательности, проникновению в суть характеров. Нельзя не согласиться с исследователем поволжских литератур Н. Черапкиным в том, что «воздействие творческого опыта классиков, особенно М. Горького, сказывается в подражании, в воспроизведении сюжетных схем и заимствований отдельных образов и художественных деталей». Первый коми-пермяцкий роман («Мой сын» М. Лихачева) со всей очевидностью обнаруживает следы влияния М. Горького. Специфика конфликта, показ жизни народа в движении – вот что роднит роман М. Лихачева с романом М. Горького «Мать». В процессе перевода романа Горького на коми-пермяцкий язык М. Лихачев начал обдумывать свое произведение, в котором молодой прозаик первым в коми-пермяцкой литературе начал исследование жизненных судеб героев, выбравших путь борьбы и страданий, как тогда верили, ради всеобщего счастья на земле.

Так же, как и первый удмуртский роман, произведение Лихачева не велико по объему. По изображению народной жизни, детальному описанию быта, обычаев народа, по емкости конфликта – это романы, которые отразили своеобразие национальных культур в период становления эпических жанров. Однако, ставя перед собой задачу создания широкой картины жизни народа, авторы ещё не используют всех возможностей жанра романа, не развивают, не конкретизируют все сюжетные линии, все связи главных героев, лучших представителей народа. Во второй части романа «Мой сын» Лихачев описывает события империалистической и гражданской войн, насыщает его большим количеством событий, которые нередко заслоняют личные судьбы отдельных персонажей. Думается, в таком общем охвате исторических событий сказывается опыт писателей в жанре очерка. Ведь собственная национальная литературная традиция в 30-е годы была ещё недостаточно развита. Лихачёв непосредственно от очерков, рассказов, поэм перешёл к созданию крупного эпического жанра. Не случайно в издании 1936 года автор не указал жанра произведения. Такую же неопределённость жанра чувствовал и зачинатель удмуртской прозы Д. Корепанов, произведение которого «Тяжкое иго» в разных изданиях называлось то повестью, то романом.

Герой Д. Корепанова не оделим от взрастившей его среды, от окружающей его природы (сцены поединков с рысью, медведем), но он поднимается до способности анализировать своё отношение к происходящим событиям в селе Чебершур. Образ среды, созданный в романе «Тяжкое иго», формирует раннюю ситуацию, одна из главных способностей которого, по выражению А. Я. Эсалнек, «заключается в расстановке характеров таким образом, что обязательна дифференциация изображаемой среды и выдвижение на передний план… персонажей, чьи судьбы занимают основное внимание автора и воспроизводятся наиболее детализированно».

Но, не смотря на то, что первым романистам не полностью удалось реализовать богатые возможности жанра романа, оба эти произведения можно назвать этапными в становлении принципов реалистического искусства в молодых родственных литературах. Романы М. Лихачева «Мой сын», Д. Корепанова «Тяжкое иго» знаменуют собой первый этап в развитии крупных эпических форм в пермских литературах. Этот этап характеризуется введением в текст разнообразных сведений об этнографии, организацией образного мира с учётом архитипических сюжетов: медведя и человека, птицы, оленя и т. д.

Так в удмуртском романе имена героев идентичны с названием птиц и животных: Дыдык – голубь, Пужей – олень, Кöин – волк, а самый древний мотив медведя и человека – один из главных в зооантропоморфном образе пермского звериного стиля – будет входить, как архтип тотемных первопредков в произведениях большинства писателей ХХ века.
С первых страниц романа «Менам зон» задана тональность произведения, в котором отразилось национально самобытное художественное видение мира, что, по мнению исследователей удмуртской, марийской, чувашской, татарской прозы, характерно для многих произведений довоенного времени.

Картины описаний праздников троицы, рождества, в которых переплетаются языческие и христианские обряды коми-пермяков, насыщены поэзией народной жизни, максимально приближенной к природному миру. Повествователь, которому близки и понятны обычаи, верования героев, в то же время выражает свое отношение к рождественским гаданиям, к праздничным хлопотам и заботам людей разного возраста, к преданиям о чуди. Точка зрения автора и героев не во всем совпадает: «Коми морт бура веритö чуддэзлö, куллезлö да вöрис-сезлö». Подробное описание различных действий людей в период рождественских праздников проникнуто слегка насмешливым, иногда ироническим отношением повествователя, который словно перепоручает выражение своего взгляда природе: «А тöлiсьыс вылiсянь шыннялö, нiйö сералö, сереброа гöглянöн тарöвтчö сьöд бекöра чочком небо кузя да кельыда кисьтö югытсö бисерöн югьялан лым вылö (А месяц сверху улыбается, смеется над ними, серебряным кругом катится по темному, как опрокинутая чашка небу и проливает свет на сверкающий бисером снег)».

«Мирош – мирской сын» – под таким названием произведение опубликовано на русском языке. Заглавие подчеркивает, что с самого рождения формирование характера Мироша будет происходить у всех на глазах, на миру, так решает людская молва: «Если девушка родит ребенка без мужа, никто его не назовет по имени, для всех он будет мирским, мирошко. Тяжело такому мальчику живется…»

«Строение образа, - как пишут ученые (А.В. Чичерин цитируется) основано на статическом и динамическом портрете, на живой речи, диалогической, монологической, внутренней речи, на изображении человека в действии, причем кульминационный пункт повествования обычно совпадает со средоточием самой человеческой жизни». Эти слова исследователя могут быть полезными не только при анализе произведений русских писателей-классиков, так как молодые авторы, создавая свои первые произведения в национальных литературах, учились строить фразу, формы повествования и, конечно, образ, переводя произведения классиков. В частности, автор первого коми-пермяцкого романа перевел на коми-пермяцкий язык «Избранные стихотворения», «Сказку о рыбаке и рыбке» А. Пушкина, поэму Н. Некрасова «Мороз – красный нос», романы М. Горького «Мать», Н. Островского «Как закалялась сталь».

В романе «Мой сын» каждый герой имеет свое лицо. И хотя большинство портретов статично, а найденные авторами детали не всегда подчеркивают внутреннюю сущность человека, они, как правило, выражают эмоционально-экспрессивные отношения к персонажу. Мирош появляется на страницах романа десятилетним мальчиком с лицом цвета земляники и кумачовой рубашонке. Окуль, его мать, - молодая женщина – красавица с глазами, напоминающими черную смородину, Мариш, любимая Мироша, похожа на кудрявую березку. Любимые герои Лихачева естественны в своем поведении, как окружающая их природа.

Их антиподы сравниваются не с живой природой, а с предметами, сделанными из живых прежде растений, деревьев, зверей и птиц. Яран Гаврил, на лугах которого поденщичают Мирош с матерью, наделен таким внешним видом: «Кузь сiя вöлі мыгöрнас – стожар сувда – да вöснит, кыдз ректан…» Так может и выглядеть добрый человек, но упоминание о «кошачьих глазах» и, в особенности, манера поведения, общения с поденщиками, его речь дают возможность читателю дорисовать образ первого хозяина Мироша.

В формировании жанровой структуры романа участвует народная поэтическая традиция, соотношение с которой создание автором образа объективной действительности способствует этической полноте произведения.

Чтобы доказать своеобразие окружающей среды, писатель обращается к этнографическим подробностям, описывает обычаи коми-пермяков, вводит предания о чуди, подчеркивающие остатки языческого миросозерцания, мировосприятия в сознании людей. Обряд с украшением березы в Троицын день – один из обязательных моментов празднования, меняется со временем. Повествователь уводит читателя в недалекое прошлое в поисках связи между человеком и деревом: «Старушка Копинелика вспоминает, что раньше плакали перед березой, просили у нее, как у бога, благополучия в жизни».

По древним представлениям коми, первоэлементы мира – солнце, вода, земля, дерево. Говоря о чертах языческого миросозерцания коми, ученые отмечают постоянную соотнесенность дерева и человека. Может, не случайно описание-воспоминание о священной березе сопоставляется с описанием обижаемого мирского сына?

Автор не скрывает, что «коми-пермяк сильно верит в существование чуди, домовых, водяных, леших». Он с доброй улыбкой пишет о рождественских гаданиях, о том, как топчут чудь, гоняют ее в речку, чтобы не принесла она людям несчастье. В такой среде живут герои, которым предстоит ломать вековые устои, строить новую жизнь.

Авторское повествование то объективно, то пронизано иронией, лиризмом. Интонация меняется не только при характеристике разных героев, но и одного и того же лица.

Ориентация на народное представление о добре и зле, красоте и уродстве, о происходящих событиях выражена в речевой стихии Гунда Ваврея, Яран Гаврила, повествователя.

Широкое использование фразеологизмов, поговорок, тропов придает языку романа образность, выразительность, лаконичность: «Кок чуннез вылын талун котрасисö и старшина, и писарь, и урядник» (На цыпочках сегодня бегают и старшина, и писарь, и урядник); «Виа бордöн кыдз малыштiс, висьталiс Гаврил» (Как масляным перышком смазал, сказа Гаврил); «Ма поззэз жö унажыксö кошшö» (Медовые места больше ищет); «Коса йылас эд нянь кусöкыс» (Кусок хлеба ведь на кончике косы).

В романе автор не выступает, открыто, но его оценка, его позиция ощутима в каждом отрывке текста, в том, как раскрывают суть происходящего и суть человека факты и язык произведения.

Широко используя выразительные средства народной речи, автор создает произведение, народное по своей структуре, духу, языку. Важнейшим составным элементом его образной системы являются тропы: олицетворения, метафоры. Сравнения, основанные на сопоставлении одного явления с другим, очень хорошо используются писателем. Все познается в сравнении, однако познавательный результат достигается лишь в меру общепонятности, общепризнанности, общеразумности сравнения. М. Лихачева по праву можно отнести к тем «талантливым литераторам, которые владеют приемами наблюдения, сравнения» (М. Горький).

Большинство его сравнений близки и понятны коми-пермякам, ибо отражают их обычные представления, установившиеся традиции и способствуют созданию картины повседневного быта: «Вöрыс кыссьö конечтöм лöз кушакöн, и мича пыдöстöм небоыс голубöй бекöр пыдöсöн каспöвтö мусö» (Лес тянется бесконечным синим кушаком, и ясное бездонное небо дном голубой чашки окаймляет небо); «Егор, кыдз чöвпанiсь нянь шöрöм, пельдöтчö Öкуль дынiсь» (Егор, как ломоть каравая, отделяется от Окули); «Тшакыльöн путшалöны юрас думаэз» (Клубком разматываются мысли в голове); «Челядьыс горзiсö, кыдз дзеллез пурт увтын» (Дети плакали, как ягнята под ножом).

Сравнение – одно из важнейших средств характеристики героев. Сюлепеткин перед земским начальником стоит, «как в землю воткнутый стожар», перед Ефремом «корчится, как муха на огне». Чебрень Егор, любимый Акулины, - красавец, но его отношение к девушке, как лисы-плутовки к курочкам: «пристает он, словно лиса кружит вокруг куриного хлева».

Слова старшины «клонили Мироша к земле, словно ветер сгибал молодую тонкую березку».
Большинство сравнений отличается свежестью, оригинальностью. Некоторые из них существуют не отдельно, а в составе метафор, олицетворений. «Уна рöма краскаöн орсiс рытся небоыс, бытьтö кыдз öмидзаинö пуксис мыдзöм шондi» (Разноцветными красками играло вечернее небо, как будто в малинник село усталое солнце); «Чочком сюрöн быз-быз, кыдз видзчисьтöм гöсь, мыччисис тöлiсь» (Белым рогом, как нежданный гость, показался месяц).

Вводя в состав метафоры сравнение, автор создает усложненные тропы, которые передают естественность слияния человека с природой. При создании образа природы внутри метафоры часты сравнения природного явления с человеком: «Шондi мышкыртiс юрсö вöрреза ольпась вылö» (Солнце склонило голову к лесу, будто уставший богатырь ищет отдых на постели синекудрого лесного простора). При характеристике человека последний сравнивается с природным миром: «Девушки плывут в танце, как утки по воде».

Атмосферой радости, непринужденного веселья проникнуто ожидание вечера в Троицын день. Когда солнце устало, подобно людям, и «село, будто в малинник», на смену дню, который уже «на все происходящее смотрел одним глазом», неожиданным гостем появляется «месяц – рог», зажигаются «звезды – искры», как в сказке возникает движущийся круг девушек: «Кыштыс паськыт, уйöны сы кузя, кыдз уткаэз ва кузя, чатыртыштасö юррезнысö, чывк бергöтчыштасö да бöра одзлань» (Круг широк, плывут по нему девушки, словно утки по воде, приподнимут головы, подпрыгнут слегка, хлопнут в ладоши, повернутся кругом и снова вперед). Весь строй фразы, лексический подбор, в частности, повторение в глаголах суффикса – «ышт», обозначающего неполноту действия, передают плавность танца, его своеобразную прелесть.

Звездное небо и девушки в танце составляют одну поэтическую картину, противоестественность появления пьяного урядника подчеркнута контрастным сравнением: «Как из под земли выросли новые люди: урядник Сюлепеткин да Чебрень Егор».

Выразительным средством косвенной характеристики Окули, помогающим передать ее внутреннее состояние, выступает образ весны: «…Вöлi пыдöстöм, югыт небоа лун, вöлi сэтшöм кад, кöр горзiс муыс шоррезöн, а туйез кывтiсö тулысся ваэзöн…, потiс пуэз вылын лист, муыс лолалiс пыдына да кокнита. Сiя асылö Öкульлöн чужис мамлöн радейтöм» (…Был день бездонного ясного неба, было такое время, когда плакала земля ручьями, дороги смывались весенними водами…, на деревьях появлялись листочки, земля дышала глубоко и легко. В это утро родилось у Окули материнское чувство). Пробуждение весны и рождение новой человеческой жизни – это два явления очень близки, они раскрывают и дополняют друг друга. Молодость, первое чувство и радость материнства напоминают ей весну, а ушедшее счастье – полет листьев в осеннюю ветреную пору.

В языке романа разнообразны функции глагола, который обладает богатыми возможностями и как средство передачи движения, и как средство создания образа действия. Фраза обычно держится на нескольких глаголах, одно из которых несет основное значение, другое уточняют или усиливают значение первого: «И эта думыс йи-джис пыдына сьöлöмас, поздiсис сэтчин да кольччис колана могöн» (Эта мысль глубоко проникла в сердце, уместилась и осталась там). Глагол «йиджис» (проникла, просочилась) несет основную смысловую нагрузку, остальные уточняют (детализируют) его значение. «Мырсьö Мирош, öстатки вынсö öктö – вöтчö гыриссез сьöрö жö. Ньылöмыс дзуллясьö кымöс вылас, вотялö-юкталö мусö, пырö синнэзас да бура нiйö сёйö, тырппез вывис павкö öмас, солася-сола, эшö буражык пакмöтö öм пытшксö» (Мирош из сил выбивается, последние силы собирает – догоняет взрослых. Пот струится по лбу, капает – поит землю, попадает в глаза и сильно ест их, с губ проникает в рот, соленый-соленый, и еще сильнее вызывает жажду). В приведенной фразе два ряда глаголов, расположены они по степени нарастания действия: «дзуллясьö-вотялö-юкталö» (струится – капает – поит); «пырö-сёйö-пакмöтö» (заходит – ест – сушит). Такое нарастание подчеркивает и синтаксический строй предложения – последний, самый сильный глагол выступает в роли обобщающего слова.

Эта фраза дает представление и о синонимическом богатстве глаголов. Степень усталости Мироша передает длинный ряд глаголов с постоянно усиливающимся действием: «Ньылöм дзуллясьö, вотялö, юкталö, пырö, павкö, пакмöтö» (Пот струится, капает, поит, заходит, ест, попадает, сушит). Необходимо отметить, что вне контекста некоторые глаголы кажутся не синонимичными, так как употреблены в переносном смысле: «пот поит землю, ест глаза, сушит во рту».
Переносное употребление слов, в частности, глаголов, характерно для языка произведений М. Лихачева. Часто, уточняя значение основного глагола, автор приводит метафорическое выражение, которое тоже является синонимом: «…Букваэз, кыдз кодöсь, пиньласьöны öтмöдöрö, важ стынöн вевттьöны бумагасö» (Буквы, как пьяные, кривятся в разные стороны, старой изгородью покрывают бумагу).

Выразительны парные глаголы. В них один глагол употреблен в прямом значении, другой способствует передаче звуков, жестов, то есть создает образ действия: «шваткöны-кыйöны нинкöммез» (стучат-плетут лапти); «марскö-сёйö турунсö» (хрустит-ест траву); «патькö-визывтö вотьваыс» (капает-течет дождевая вода).

Большинство глаголов, обозначающих образ действия, образованы от изобразительных слов, которыми коми язык необыкновенно богат. Фразеологические выражения, поговорки, изобразительные слова, существовавшие обычно в устной речи, зазвучали со страниц романа, помогли автору создать «литературное произведение, которое воспринимается массами, находит в них живой отклик» (А. Толстой).

Лихачев не только чуток к народной речи, опыт поэта сказался в прозе при создании новых афоризмов: «Гов мортлöн вексö кöс нянь сорöн ва, а унажык эшö сэтчö – курыт синва» (У бедняка весь век хлеб с водой, а еще больше тут горькой слезы); «Эх-ма, томся кадыт эд – чöскыт ма» (эх-ма, пора молодости – сладкий мед).

Во второй части романа, передавая дыхание нового времени, автор обращается к русским фразеологизмам, созданным в то горячее время. Мирош, попав в засаду, говорит: «Кык смертьлö не лоны, а öтiксянь нем повны» (Двум смертям не бывать, одной нечего бояться).

У каждого народа есть ряд своих, может, и не мирового ранга писателей, которые «входят в плоть и кровь национального мышления, ибо формируют его язык». Таким писателем для коми-пермяцкого народа является Михаил Павлович Лихачев.