КОМИ-ПЕРМЯЦКАЯ НАЦИОНАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА им. М.П. Лихачёва

Она вошла в историю не только как дочь Марины Цветаевой, но и как одаренный поэт с собственным голосом, талантливый переводчик и мемуарист, занявший собственное место в литературе. Но главным делом своей жизни она считала возвращение творческого наследия матери читателю.

 

 

Взрослое детство

 

Ариадна Эфрон родилась 5 сентября 1912 года в Замоскворечье, а детство провела в старом доме №6 по Борисоглебскому переулку, который пережил все катастрофы и трагедии ХХ века.

 

В детстве родители называли дочь Алей, а она родителей так, как они называли друг друга, — Сережа, Марина.

 

С колыбели Марина стремилась развивать в своей любимице присущие ей самой качества: способность преодолевать трудности и самостоятельность в мыслях и поступках. Рассказывала и объясняла, не опускаясь до уровня ребенка, а приподнимая его до уровня взрослого

 

С раннего детства Аля писала стихи, вела дневники, поражавшие оригинальностью и недетской глубиной. Стихи были настолько хороши, что 20 из них, озаглавленные "Стихи моей дочери", Цветаева в 1923 году включила в состав своего сборника "Психея".

 

Пришедшему знакомиться с Цветаевой Эренбургу пятилетняя Аля вполне осознанно и внятно продекламировала стихи Блока. Эренбург замер от удивления, естественно, он не знал, что несколькими днями ранее Аля записала в своей тетрадке: "Александр Блок – такой же великий поэт, как и Пушкин".

 

Цветаева воспитывала дочь на свой лад, с малых лет внушая, что можно хорошо воспитанному ребенку, а что нельзя. Нельзя было перебивать старших и вмешиваться в их разговоры, сидя за столом болтать ногами, нельзя было опускать руку под стол, чтобы погладить примостившегося там пуделя Джека. За обеденным столом можно было говорить "спасибо" и "пожалуйста", в детской можно было бегать, кричать и озорничать.

 

 

Мир взрослых настолько интересовал Алю, что только за возможность прикоснуться к нему, она была готова вести себя хорошо всегда и везде. Наградой за хорошее поведение, за что-то выполненное и преодоленное были не сладости и подарки, а прочитанная вслух сказка, совместная прогулка или приглашение "погостить" в маминой комнате. Но иногда вести себя хорошо не получалось, и тогда Але приходилось скрывать свои невинные проделки. Но Марина и Сережа всегда и безошибочно знали, когда дочь говорила правду, а когда нет. Стоило Але соврать, как Марина говорила: "А ведь у тебя на лбу написано, что ты неправду сказала". Чтобы стереть со своего лба "неправду", девочке ничего оставалось делать, как рассказать, что было на самом деле.

 

Сергей и Марина революцию не приняли. Когда началась гражданская война, он ушел воевать против "красных", она в стихах прославляла "белых".

 

Марина и Аля всюду появлялись вместе - и во Дворце искусств, и в Вахтанговской студии, и на литературных вечерах, где читали свои стихи Блок, Сологуб и сама Цветаева. Бальмонт, с которым она дружила всю свою жизнь, называл мать и дочь двумя сестрами-подвижницами, в голодные дни Марина с молчаливого согласия Али делилась с ним последними картофелинами.

 

Большое число стихотворений того времени Цветаева посвятила дочери.

 

 

 

После войны Сергей Эфрон перебрался в Константинополь, но, как и многие русские, осел в Берлине. Марина Цветаева одна воспитывала двух дочерей и еле-еле справлялась с голодом и холодом, двумя неизменными спутниками советского быта.

 

В 1920 году в семье случилось первое несчастье – от голода умерла младшая дочь Ирина.

 

Годы на чужбине

 

Долгое время Марина не имела никаких вестей о муже. Узнав, что Сережа жив, Цветаева добилась разрешения на выезд и вместе с Алей в 1922 году выехала в Германию. Из Берлина Эфроны перебрались в Прагу, чешское правительство платило русским эмигрантам небольшое пособие, да жизнь в ней была дешевле.

 

Кое-как обустроив эмигрантский быт, Цветаева отдала дочь в русскую гимназию-интернат. Но преподавали в гимназии случайные люди, преподавали плохо, и через год она забрала дочь из гимназии. Сформировав в детстве Алину душу, Марина в юные годы взялась за обучение дочери и сделала из нее образованного человека. Аля хорошо знала историю, литературу, языки.

 

В 1925 году родился сын Мур, жить в Праге на пособие становилось все труднее и труднее, и семья перебралась в Париж.

 

Здесь Марина еще сильнее почувствовала тиски нищеты. Как и в большевистской России, в России эмигрантской Цветаева не вписывалась ни в какие рамки, в политической жизни не участвовала, ни к какой партии не примыкала, жила особняком и оставалась самой собой - одиночкой и поэтом.

 

Жизнь во Франции была ужасна, эмиграция, по словам Марины, ее "выпихивала", а в Советском Союзе - невозможна, там ее не печатали и успели позабыть. Это была трагедия, но она мужественно несла свой крест.

 

Тем временем Аля окончила специальную школу прикладного искусства при Луврском музее. Но найти работу по специальности было трудно, и она зарабатывала как могла – пришивала игрушечным зверюшкам уши и хвосты, вязала на заказ кофты и свитера.

 

Ариадна терпела и не жаловалась, все деньги отдавала матери, ходила в стоптанных туфлях и старых платьях, понимала, что мать у нее особая и семья непростая.

 

О 19-летней дочери Цветаева писала: "Очень старается по дому и вообще мила. Очень красивая, выровнялась, не толстая, но крупная – вроде античных женщин". У Ариадны были огромные голубые глаза, пышные волосы отливали золотом.

 

В середине 30-х в ней проснулось желание писать, ее очерки, эссе, репортажи стали публиковать журналы "Russie d'Aujourd'hui", "France — URSS", "Pour-Vous" и издававший в Париже советским полпредством журнал на русском языке "Наш Союз".

 

В эти же годы жизнь семьи стала разлаживаться. Отношения между родителями охладевали, у Марины один за другим возникали романы. Отношения между Мариной и Алей потеряли прежнюю близость, дочь стремилась к самостоятельности, мать ей в этом всячески препятствовала. Но семью раскололи не многочисленные увлечения Цветаевой и не сложные отношения с дочерью и подрастающим сыном, а отношение мужа и детей к возвращению на родину. Сергей перечеркнул свое прошлое, разочаровался в белом движении, уверовал в коммунистическую идею и рвался в Советский Союз.

 

 

Аля разделяла его взгляды и поддерживала идею о возвращении. Издалека жизнь в Советской России казалась раем, не без трудностей, но раем, но самое главное не Францию, а Россию, строившую социализм, она считала своей страной и только с ней связывала свое будущее.

 

Марина была настроена решительно против, но ничего не могла изменить.

 

Возвращение в СССР

 

Ариадна вернулась в Москву в марте 1937-го. Сергей Эфрон, работавший на ОГПУ и стоявший на пороге разоблачения, бежал в Советский Союз осенью. Марина Цветаева с сыном Георгием приехала летом 1939-го. Оставаться в Париже, где все русские знали о сотрудничестве мужа с НКВД, было невозможно. Ни Эфрон, ни Ариадна не предполагали, что возвращаются на гибель. Цветаева возвращалась с обреченностью, без всякой надежды. Прощаясь, сказала княгине Зинаиде Шаховской: "Знайте одно, и там я буду с преследуемыми, а не с преследователями, с жертвами, а не с палачами".

 

Ариадна, блестяще владевшая французским, нашла работу в редакции журнала "Revue de Moscou", распространявшегося во Франции. Как и в Париже, в Москве она продолжала писать статьи, очерки, репортажи.

 

Цветаева сидела без работы, без денег, перебиваясь редкими переводами, советской литературе она была чужда, у них был разный состав крови.

 

Чекисты пришли на дачу в Болшево, где Ариадна жила с отцом, 27 августа 1939 года. Ариадну обвинили в шпионаже, посадили в черную "эмку" и увезли на Лубянку. Сергея арестовали 10 октября. Когда мужа уводили, Марина осенила его крестным знамением. Под давлением следствия Ариадна была вынуждена признать себя виновной. Особое совещание осудило ее по статье 58-6 и приговорило к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Сергей Эфрон виновным себя ни в чем не признал. По приговору Военного трибунала его расстреляли в августе 1941-го.

 

В августе этого же года ничего не знавшая ни о судьбе мужа, ни о судьбе дочери, доведенная до отчаяния отказом в месте посудомойки в литфондовской столовой, Марина Цветаева повесилась в эвакуации в Елабуге.

 

 

 

Георгий Эфрон погиб на фронте в 1944 году.

 

"Рай" оказался для Али "адом", родина - мачехой. Она обрекла ее на отсидку в Лубянской тюрьме, лагеря в Потьме и "вечное поселение" в Туруханском крае. Убила отца, довела до петли мать, погубила всех, кого любила.

 

Однажды Ариадну вызвали в Лагерное управление и предложили стать осведомителем. Она отказалась. Ее этапировали на Крайний Север. После штрафного изолятора и работ на лесоповале выжить было трудно. Но она выжила и дожила до своего освобождения в 1947 году.

 

Но только два года дали ей пробыть на свободе. Второй раз за Ариадной Эфрон пришли зимой 1949-го. ГБ сметала всех репрессированных в 30-е годы.

 

 

В Туруханской ссылке она работала художником в районном доме культуры, переписывалась с Борисом Пастернаком, который помогал ей посылками и деньгами. Поэт стал ее "душевной опорой и материальным оплотом самых гибельных лет". В редкие минуты уединения она сочиняла стихи и переводила Бодлера. Вслед за ним она бы могла написать свои "Цветы зла", но она не помнила зла, писала о первозданной красоте окружавшего ее мира и бессмертии неба и земли.

 

После неволи

 

После шестнадцати тюремно-лагерно-ссыльных лет летом 1955 года со справкой о реабилитации она вернулась в Москву. Жить было негде и не на что. Ее приютила тетка Елизавета Яковлевна Эфрон, сама живущая в коммунальной квартире.

 

Придя в себя, Ариадна в первую очередь стала разбирать архив матери. Говорить о Марине было можно - печатать стихи нельзя. Но она жила с верой, бывшей у матери, которая в далеком 1913 году писала: "Моим стихам, как драгоценным винам, настанет свой черед". Черед настал в 1961 году, когда после многолетнего замалчивания на родине появилась первая книга стихов Марины Цветаевой. Затем книга прозы "Мой Пушкин", сборник переводов, большой том "Избранных произведений".

 

С преданностью и любовью до конца своих дней она занималась творческим наследием матери, воюя с цензурой и боязливыми редакторами, делала его достоянием читателей. И успевала выкраивать время на собственное творчество. Литературный дар не ослаб в ней с годами, она переводила Верлена, Готье и любимого Бодлера, сочиняла оригинальные стихи, начала работу над мемуарной прозой.

 

"Страницы воспоминаний" становились "Страницами былого", она спешила как можно больше рассказать о своем детстве, Марине и Сергее, тяжелом послереволюционном быте и нелегкой жизни за границей, тщательно и подробно воспроизводила давно растворившуюся в прошлом жизнь, стараясь воскресить ее в слове.

 

Она успела увидеть свои записки на журнальных страницах и тихо умерла в 1975 году.

 

Ариадну Эфрон похоронили в Тарусе, в городе, в котором она провела несколько лет после возвращения из ссылки.